История московской коммуналки: Малая Бронная 2/7

Этот блог – картина жизни главного города страны в разные годы, ее создают сами читатели. Среди героев – бабушки, мужья, коллеги, соседи, случайные прохожие и заклятые друзья. На этот раз в «Московских историях» – сама ведущая блога Мария Кронгауз. Вспоминает свое детство в коммуналке в центре столицы.

Голубой дом на углу Тверского Бульвара и Малой Бронной (2/7). Он и сейчас красавец. На Тверском бульваре, прямо напротив него, огромный куст сирени. Когда она цветет и вид не загромождает очередная «инсталляция», я по дороге обязательно присаживаюсь на скамейку напротив и смотрю на них: сирень и мой дом.

Первая подворотня направо, закрытая железными воротами, ведет во двор-колодец — теперь там территория Театра на Малой Бронной. В дальнем левом углу находилась дверь в подъезд, с одной квартирой в бельэтаже или, как говорили позже: «я живу в полвторого». Несколько ступенек и много-много звонков. Длиннющий коридор на восемь семей – 19 человек, начинался с гомона общей кухни, а заканчивался общим душем с прогнившей решеткой на полу и туалетом. Правда там, за концом, было еще пару ступенек вниз, где жили еще двое (их не помню совсем) и был черный ход – прямо на Малую Бронную, возле театра.

Мы жили аристократами — квартира в квартире. Огромное помещение, доставшееся деду, разгородили аж на три комнаты и отдельную кухню. У каждого помещения, кроме крохотного отцовского кабинета, было по две двери — можно было бегать кругами. Помню не работающую, конечно, изразцовую печь, уходившую в высь четырехметрового потолка. Остальные удобства были общие.

За тонкой стенкой жила одинокая Феня, пригревшая непризнанного гения — учителя рисования. Все звали его Митяй. Она аккуратно развешивала его рисунки на обоях с выцветшими розами. Рисунки были странные: половина человека одного цвета, половина — другого. А то и вовсе пол человека. К чудаковатому жильцу соседи относились с усмешкой, но терпимо — снисходя к неустроенной Фене. Тем более, что на общей кухне он никогда не появлялся, а значит, и не мешал. К этой паре мы еще вернемся.

Дальше по коридору располагались комнаты режиссера-документалиста Степановой и ее верной домработницы Лели. В комнате стояла массивная антикварная мебель, между которой ловко лавировала тоненькая, стриженная под мальчика, всегда в узких брючках Лидия Ильинична. На огромном комоде в стиле буль жила своей жизнью стая фарфоровых собачек. «А-а-а, пятерку по русскому принесла?! Значит, можешь, дрянь!..» — традиционно орала за стеной на дочь женщина трудной судьбы Таисья. Еще была пожилая Берта, которая писала стихи и играла в шахматы. И Александра Иосифовна с глухонемым мужем и дочкой Нэлкой. Коммуналка дружила, злословила, ругалась на смерть, словом — жила насыщенной жизнью.

Прошло полвека, и совершенно случайно выяснилось, кем был учитель рисования Митяй. И кем была в жизни художника Дмитрия Гриневича Феня.

Итак, вот, что я прочитала позже: "Дмитрий Петрович Гриневич родился 15 ноября 1895 года в гор. Вильнюсе. …Из-за аристократического прошлого и родословной в 1924 году революционный трибунал отправил Гриневича в лагерь. …В 1943 году, Дмитрий Гриневич был отправлен на фронт, в штрафбатальон, — „чтобы кровью смыть свое криминальное прошлое“. В составе „штрафбата“ Гриневич дошел до Берлина. В 1945 году, благодаря своей успешной службе, в возрасте 50 лет Гриневич вернулся в Москву в качестве учителя рисования".

Вспоминает художник Александр Куркин: «Мой учитель, внучатый племянник Барклая де Толли, изумительный художник Дмитрий Гриневич, провел в местах заключения восемнадцать лет. …Его мать, урожденная княгиня, известная пианистка Ольга Барклай, — дочь младшего брата знаменитого Барклая де Толли. Отец — дворянин, полковник императорской армии. …Сам Дмитрий Петрович прошел первую мировую войну как медбрат».

О квартирных выставках: «Вторую квартирную выставку сделал Дмитрий Гриневич. Это было в 1963 году. …Гриневича лишили звания заслуженного художника. …Это была, конечно, большая подлость со стороны некоторых преподавателей знаменитой московской школы № 7… написавших в комитет Госбезопасности заявление о том, что Дмитрий Петрович Гриневич позорит звание советского учителя».

Вспоминает писательница Людмила Петрушевская: «Меня, я помню, долго изводила знакомая одного школьного учителя Гриневича, про которого я сделала маленький очерк с иллюстрациями (он был известный художник, причем авангардист не хуже Рабина и Кропивницкого, рисовал цветными карандашами на больших листах ватмана, такой у него был стиль, выработанный в Гулаге, где ему как оформителю выдавали цветные карандаши и бумагу для стенгазет). …После его смерти она спасла от помойки его карандашные работы, устраивала ему полуподпольные выставки по НИИ и даже в Новосибирском Академгородке».

Вспоминает доктор наук Михаил Качан: «Эта женщина, сохранившая его рисунки, и не была официально его вдовой, но она была рядом с ним в последние годы его жизни, заботилась о нем, а после смерти художника упорно искала, где бы можно было выставить его работы. Была абсолютно уверена в их ценности и очень хотела, чтобы люди увидели его работы».