Жизнь послевоенных бараков в Москве: «Женщины дежурили по ночам – крыс гоняли»

Этот блог – картина жизни главного города страны в разные годы, ее создают сами читатели. Среди героев – бабушки, мужья, коллеги, соседи, случайные прохожие и заклятые друзья. На этот раз в «Московских историях» – Яна Журавлева с рассказом о детстве и послевоенной Москве.

Саму войну я не помню. Это помнят те, кто старше. А вот разруху послевоенную застала.

Наши бараки стояли на нынешней улице Поликарпова, а тогда – Беговой проезд. Проезд выходил на Беговую улицу напротив домов № 2 — те, что у моста через железную дорогу. По проезду ничего не ездило, он упирался в железнодорожную ветку. Вдоль этой ветки и стояли бараки — в линеечку, длинными фасадами на линии, за ними была заводская территория, а перед ними — ветка-одноколейка, по ней дрезины ездили со стружкой и ломом. Бараки были двухэтажные, не деревянные — каменные. Бараками их называли между собой, потому что там была коридорная система.

Помню буржуйки в бараке – это хозяйственники драпанули еще в начала октября 1941-го, прихватив что можно и что нельзя, а воду из батарей не слили (была местная котельная). Полопалось все в первые же морозы, и от завода поставили буржуйки.

Плинтусы были оббиты медной лентой — это от крыс. Мужики, как с войны пришли, где-то нашли ленту и оббили плинтусы, потому что в войну крысы прогрызали плинтусы и соседскому пацану пятки обгрызли. Женщины по ночам дежурили, крыс гоняли.

Фото: Из архива автора.

Про детский сад свой уже говорила - повезло с ним. Это было бывшее Офицерское собрание, потом, в 1941-м, был госпиталь для особо тяжких, потом сделали детский сад. Служащие все жили при садике. Нас закаляли и учили гимнастике, что помогала от рахита и плоскостопия. И тепло было - заведующий всегда где-то дрова доставал, и их не воровали - сами там жили.

Школу не любила вспоминать. Там было так холодно, хотя вроде имелась местная котельная. Но топлива не хватало, и с осени до середины весны младшим разрешали сидеть на уроках в пальто и валенках.

Итак, барак. Наша 6-тиметровка в бывших домах для несемейных рабочих - всего в квартире 18 вроде комнат. Там был сосед-инвалид. Левая рука культей. Правая работала. Его устроили ночным охранником. Его жене слегка завидовали: послеродовой отпуск был тогда полтора месяца, а потом на работу с перерывами на кормление. А он днями дома был, и деток додержал до годика дома. Так вот - он привез трофейный патефон. И пластинки были трофейные, сплошь «тлетворный Запад» - Глен Миллер, Дюк Эллингтон. Вот тогда я и привыкла драить жилье во время дежурной уборки под такую музыку, чтоб по ушам хлестала.

Фото: П. П. Павлов

Потом нас переселили в другие дома - трехэтажные корпуса для служащих Артиллерийского училища (бывшие Николаевские казармы). Мои родители там работали. Отец - в технических мастерских (оттуда и ушли на фронт технические части), а мама - лаборанткой в химклассе. Но в 1939 г. там не было мест, вот его и поселили в дома для несемейных (договорились с Авиазаводом). А когда после войны освободились комнаты, нас и переселили.

Там была уже семисемейка, и комната целых 10 метров, и уборка раз в семь недель. Соседский пацан и я, начитавшись про Капитана Гранта и насмотревшись про «Остров сокровищ», были юнгами на пиратском корабле и драили палубу, камбуз и гальюн, и орали при этом про бутылку рома. Было весело.

На случай если мой напарник болел и я драила одна, был папин трофейный приемник и самодельная антенна на окне – что поймается. И ловилась опять же «тлетворная» западная музыка. По вокресеньям был выходной, и тогда ловились детские передачи. А чего я его не включала раньше? А раньше розетки не разрешали. Только лампочку одну — с потолка.

И ходили проверялы. Где были розетки, их опечатывали. И попробуй сорви пломбу. В 1952-м уже поставили счетчики в каждую комнату и с розеток пломбы сняли. Показания со счетчиков снимали сотрудницы тогдашнего ЖЭКа или как его там. С каждой комнаты. Еще был общеквартирный счетчик: кухня-сортир-прихожая-коридор. Делили потом на количество семей.